Шпуньдик. Ну, это я, брат, одобрить тоже не могу. Это, брат, не девичье дело. Не правда ли, Катерина Савишна?
Пряжкина. Правда, ангелочик вы мой, Филипп Его-рыч, правда.
Шпуньдик. Ну вот, видишь. Это, брат, ты все не то, не так... Ты послушай-ка лучше совет голоса благоразумия. Притом все еще может поправиться. Ты вспомни-ка лучше вот эти стишки: "Мила Хлоя, коль ужасно друга сердца потерять. Но печаль твоя напрасна; верь, не должно унывать".
Мошкин (продолжая ходить по комнате и рассуждать с самим собою). Да, да. Точно, это хорошая мысль. Это хорошо. Что она скажет, тому и быть. Да, да.
Шпуньдик. Ибо... (Останавливается и значительно взглядывает на Пряжкину.) Ибо, повторяю тебе, это не де
вичье дело. Да она и не поймет тебя - как можно! Это бог знает что ты такое выдумал! Она просто заплачет; возьмет да заплачет; что ты тогда станешь делать?
Пряжкина (хныкая). Ох, Филипп Егорыч, не говорите такие слова. Хоть меня-то пощади, Филипп Егорыч. О-ох! Хоть старуху-то пожалей, голубчик ты мой.
Мошкин (не слушая их). Да, да. Решительно. Это так. (К Шпуньдику и Пряжкиной.) Ну, друзья мои, спасибо вам, что дождались меня... а теперь, знаете что? оставьте-ка меня одного эдак на полчасика; погода, вишь, хорошая: по преш-пехту, эдак знаете, прогуляйтесь немножко, друзья мои.
Шпуньдик. Да зачем же...
Мошкин (торопливо). Ну да, да, прощайте, прощайте... На полчасика, на полчасика.
Шпуньдик. Да куда же ты нас гонишь?
Мошкин. Куда хотите... (Шпуньдику.) Вот хоть в Милютины лавки ее свези: там, брат, вы такие ананасы увидите, просто с солдатский кулак... Кстати же и манументы там стоят... (Слегка понукает их в спину.)
Шпуньдик. Да я все это уже видел.
Мошкин. Ну, еще раз посмотри... И вы тоже ступайте, Катерина Савишна, ступайте...
Пряжкина. А самоварчик-то, Михаиле Иваныч, самоварчик-то... Вишь, кипит...
Мошкин. Ну, ничего... Не пропадет ваш самоварчик... Прощайте...
Шпуньдик. Да, право же...
Мошкин. Филипп, ради бога... Вот твоя шапка...
Шпуньдик. Ну, как хочешь. Так через полчаса...
Мошкин. Да, да, через полчаса. Вот ваша шляпка, Катерина Савишна... Салоп, чай, в передней висит... Прощайте, прощайте... (Выпроваживает их, быстро возвращается на авансцену и вдруг останавливается.) Ну, теперь наступает решительная минута. Их я спровадил, теперь действовать надо... Что ж я ей скажу? Я ей скажу, что вот, мол, как, вот какое дело; что ж теперь нам делать, душа ты моя?.. Подготовлю ее как следует, а потом... ну, потом представлю письмо. А впрочем, тут же присовокуплю, что, дескать, это все еще можно как-нибудь устроить, надежду терять еще не нужно... (Помолчав.) Но вообще я буду осторожен... У, как осторожен!.. Тут политика нужна.. Ну, что ж? надо к ней войти. (Подходит к двери.) Боюсь, ей-богу боюсь... Сердце так и замирает... Чай, на себя не похож. (Быстро подходит к зеркалу.) Вона! вона лицо! вона как! (Взбивает щеткой волосы.) Хорош, брат, хорош, нечего сказать. Красив!.. Однако мешкать нечего. Фу! (Проводит рукой по лицу.) Вот положение! На сраженье, чай, не так жутко бывает... Да ну же, черт возьми! (Застегивается.) Главная беда - начать. (Под
ходит к двери.) Что, она спит? Не может быть. Мы все тут так шумели. Что, если она услышала?.. Тем лучше. Конечно, тем лучше. Да ну же, трус, ступай. А вот постой, я воды выпью немножко. (Возвращается к столу, наливает стакан и пьет.)
Из боковой двери выходит Маша.
Ну, теперь с богом! (Оборачивается и при виде Маши теряется совершенно.) Ах... это ты... это... это... как же это... ты...
Маша (с недоумением). Я, что с вами?
Мошкин (торопливо). Ничего, ничего. Я так. . Я не ожидал тебя... Мне сказали, что ты почиваешь.
Маша. Да, я все время спала... Вот теперь только встала.
М о ш к и н. А как ты себя чувствуешь?
Маша. Недурно. Голова немножко болит.
Мошкин. И не удивительно после эдакой ночи.
Маша садится.
Так ты лучше себя чувствуешь?.. Ну, слава богу. Сегодня погода хорошая... Можно будет потом немножко в санках прокатиться... А? как ты думаешь?
Маша. Как хотите.
Мошкин. Нет, как ты хочешь... Разве я тебя когда принуждаю?.. Что тебе угодно, то и будет исполнено.
Маша. Вы такой добрый, Михаиле Иваныч.
Мошкин (подсаживаясь к ней). Вот еще, что выдумала!.. Какой я... то есть того, я точно... Ну, да все равно. А посмотри-ка на меня...
Она взглядывает на него.
Ах, Маша, Маша, ты опять плакала.
Маша отворачивается.
Я, понимаю, Маша, я все понимаю, а все-таки, право... Право, ты напрасно эдак... Право, оно еще может... того... все... Конечно... (Он делает неопределенные движения руками.) Вот ты увидишь, право.
Маша. Да я, Михайло Иваныч, я ничего...
Мошкин. Какое ничего!.. Ты... нет. Ты... не ничего. Ты вот плачешь. А отчего? Какая то есть причина? Конечно, я не спорю, а все-таки... То есть, разумеется... А, впрочем, мы увидим... (Утирает лицо платком.) Что это дурак Стратилат-ка как здесь натопил!..
Маша. Вы напрасно беспокоитесь, Михайло Иваныч, право напрасно.
Мошкин. Да кто тебе сказал...
Маша. По крайней мере обо мне вам не из чего тревожиться... Поверьте (с горькой усмешкой), я совершенно покорилась своей участи.
Мошкин. То есть как, однако же, покорилась? Маша. Да. Я ни на что не надеюсь, Михаиле Иваныч, и ничего не желаю. Я не хбчу больше себя обманывать. Я знаю: все кончено. Что ж? тем лучше, может быть. Мошкин. Да нет... почему же?..
Маша. Посмотрите-ка на меня вы теперь в свою очередь. Мошкин. А что ж? разве?.. (Хочет взглянуть на нее и не может.)
Маша. Ах, Михаиле Иваныч! К чему еще притворяться? Какая из этого польза?.. Кого мы обманем?
Мошкин (помолчав). Ну, да... я согласен... ну, да, конечно. Конечно, я никак не мог ожидать такого поступка.